Время - 20-е числа декабря 1833
Место - дом Михаила Елагина в Петербурге
Участники - Михаил и Марина Елагины, Ольга Черкасова, Николай Елагин
Михаил Елагин
Благодаря своим знакомствам, которые, как оказалось, не были им утрачены, Михаилу Викторовичу Елагину удалось вскорости по возвращению в столицу из Биаррица, уладить все дела, касающиеся их повторного венчания с Мариной. Но вместе с тем, граф Елагин полностью утратил надежду увидеть жену до нового года, ибо погода так испортилась, что дальние путешествия представлялись невозможными. Об этом он с сожалением писал жене и матери, убеждая последнюю ни рисковать и так еще не окрепшим здоровьем Марины, подвергая ее опасностям переезда. Каково же было его удивление, когда в середине декабря к дому подъехал экипаж, и из него появилось все его семейство. Конечно, Михаил Викторович не мог сдержать негодования тем, что его ослушались, но радость встречи с женой и сыном была больше, поэтому ворчал он недолго.
Восемнадцатого декабря состоялось более чем скромное венчание графа и графини Елагиных. Присутствовали на нем лишь две почтенные матери – мадам Сесиль удалось примирить Тамару Васильевну с произошедшим и убедить ее присутствовать, да Степан Гаврилович Вяземский, немало поспособствовавший благополучному исходу дела. Господин Свиблов, Виссарион Поликарпович, получив после венчания очередные бумаги о смене статуса Марины Антоновны, лишь горестно вздохнул и долго причитал за ужином, разглагольствуя при своей жене о развращенности нравов современного общества. Тем не менее, со дня венчания в доме на Фонтанке воцарилось то самое семейное счастье, которое давно должно было там царить. Мадам Сесиль почти полностью взяла на себя заботу о маленьком Ники, говоря, что Марина с Мишелем заслужили маленький медовый месяц, пусть и в стенах родного дома. Дети ее такому ходу событий совсем не возражали, тем более что им было нужно так о многом поговорить. Мишель, с момента его возвращения в Петербург, поддерживал активную переписку со старшим братом. Отношения, которые странным образом застыли в Биаррице, теперь стали налаживаться. Тон писем, которыми обменивались братья, вначале был немного суховат и официален, но чуть позже это видимое отстранение полностью пало, и они уже с подлинным интересом делились событиями и новостями. Написал Николай брату и о трагической смерти своего друга, и о свалившейся на него так нежданно опеке. Мишель, усмехаясь, рассказал об этом Марине, в душе и радуясь, и переживая за брата. Сложно было представить Николая в роли отца взрослой дочери, но по тем письмам, которые Михаил от него получал в дальнейшем, выходило, что брат вполне справляется с возложенной на него миссией.
За несколько дней до венчания Марины и Михаила брат прислал письмо, даже – записку, в которой уведомлял его о своем скором приезде и желании остановиться у них вместе с Ольгой на пару дней. Никаких подробностей и пояснений столь странному и поспешному приезду не было, но графиня Елагина, с присущей ей женской проницательностью, сказала мужу, что Николай хочет встретить Рождество в кругу семьи, и это должно стать их окончательным примирением.
С того момента приезда старшего графа Елагина ожидали с нетерпением. Но шли дни, а гости все не торопились с появлением. Мадам Сесиль выражала крайнее беспокойство, но Мишель приводил веские аргументы, что теперь просто невозможно быстро добраться до Петербурга. Ведь слишком сильно шел снег последние недели и, наверняка, завалил все тракты, так что проехать по ним очень и очень трудно. Поэтому, если Николя и появится, то не ранее Рождества.
Вот и этот день не принес долгожданных гостей. Часы давно пробили половину одиннадцатого и мадам Сесиль, простившись с детьми, поднялась наверх, в спальню, предварительно заглянув к маленькому Ники. Мишель и Марина сидели внизу в гостиной. Она сидела с томиком Гете, увлеченно читая, Михаил Викторович некоторое время тоже пытался читать газету, но вскоре отложил ее и стал просто смотреть на супругу. Пожалуй, такие сцены описывают в идеалистических романах, и ничего общего с реальной семейной жизнью они иметь не могут, но граф Елагин, который раньше считал так же, теперь был готов оспорить подобное заявление. Нет ничего лучше, чем провести тихий вечер в обществе дорогого человека. Он поднялся и пару раз прошел по комнате, всякий раз останавливаясь за спиной супруги и бросая взгляд на страницы ее книги. Наконец, просто замер позади ее кресла, опершись руками на спинку, и несколько минут вчитывался в диалоги Мефистофеля и Фауста, но вскоре оставил это занятие и стал любоваться профилем жены и сосредоточенным выражением ее лица. Марина читала, не отвлекаясь, явно поглощенная действом, но Мишель уже поставил себе задачу, подобно искушающему демону, привлечь внимание жены к себе. Он тихонько подул ей на шею, отчего светлый локон чуть заметно заплясал на ее коже, потом чуть сильнее – она недовольно повела плечом, но смолчала. Если бы только Марине Антоновне пришло в голову обернуться, хитрая улыбка Михаила Викторовича показала бы ей, что он не намерен останавливаться. Далее Мишель провел пальцем по чуть выступающим на задней поверхности тонкой шеи супруги позвонкам вниз - к спине и обратно. После чего запечатлел на ее шее поцелуй, короткий, но достаточно пылкий, чтобы графиня, наконец, отбросила свое бесполезное занятие.
Марина Елагина
Если бы ровно год тому назад кто-либо сказал Марине, что в ее жизни будет возможен такой вечер, как сегодняшний, то она бы сочла этого «пророка» ненормальным. Точнее, пожалуй, просто не стала бы его слушать. Однако вышло так, что пройдя через все шторма и бури, их с Мишелем семейный корабль, который оба полагали разрушенным, все же удержался на плаву, достигнув тихой гавани. Разрешились все вопросы, казавшиеся неразрешимыми. И Марина уже и не знала, чего бы такого попросить у Святого Николая к Рождеству, потому как всерьез считала, что все ее желания исполнились. Впрочем… в последнее время она все чаще задумывалась о том, чтобы подарить маленькому Ники сестру или брата. Нет, не быстро, даже не в следующем году, тем более что доктор Кловье все еще утверждал, что это может быть опасно. Но природа милосердна к женщинам, изглаживая из их памяти страдания, а оставляя лишь ощущение головокружительного счастья, которое испытываешь, когда твой малыш впервые оказывается у тебя на руках. И Марина уже чувствовала в себе жажду испытать это хотя бы еще один раз. И, пожалуй, это было единственным желанием, которое, вздумай Марина Антоновна высказать его вслух, ее муж не смог бы исполнить сию же минуту. Впрочем, если бы все же высказала, то можно было не сомневаться, что Мишель с удовольствием взялся бы за осуществление и этой ее мечты – хотя бы и в отдаленной перспективе…
Мадам Сесиль в шутку называла их «старобрачными», с чем оба, смеясь, соглашались, ибо на новизну их брак претендовать никак не мог. Только, что это меняло, если они, взрослые и степенные, в общем-то, люди, и теперь вели себя, словно юные возлюбленные, не в силах оторваться друг от друга ни днем, ни ночью? Конечно, история их воссоединения наделала много шума в свете, как бы ни старались Елагины держать все в тайне. Но та тихая и даже где-то уединенная жизнь, которую супруги вели с того момента, как Марина Антоновна вернулась в Петербург, не давала сплетникам никаких новых тем для обсуждений. И вскоре волна интереса схлынула, в сущности, что особенно любопытного в примирении двух супругов? Ссоры и скандалы всегда имеют гораздо больший успех. Поэтому, как уже было сказано, общественный интерес к ним угас, чему оба были несказанно и рады.
…Несмотря на внешнюю невозмутимость, Марина давно уже включилась в игру, затеянную Мишелем. Точнее, ее кажущееся внешнее спокойствие уже являлось частью игры. Поэтому молодая женщина с трудом сдерживала улыбку, когда делала вид, что читает, краешком глаза замечая, впрочем, каждое действие супруга. Когда Мишель, утомившись привлекать ее внимание иными способами, перешел к физическому воздействию, сдерживаться ей стало гораздо труднее. Его легкое прикосновение к ее коже и поцелуй заставили Марину вздрогнуть и поёжиться от щекотки. Отложив в сторону «Фауста», которому нынешним вечером явно не грозило быть прочитанным до конца, графиня, наконец, перестала изображать скульптуру «дама за чтением», улыбнулась и взглянула через плечо в лицо мужу, на губах у которого была заметна хитрая улыбка, но в серых глазах, сквозь привычную иронию просвечивало уже иное, нежели обычное стремление оторвать ее от чтения.
- И что же это вам угодно от меня, Михаил Викторович? – спросила она, чуть приподнимая бровь. Ответом был поцелуй в губы, видимо, Мишель не собирался тратить время на лишние разговоры. И это в нем ей всегда особенно нравилось.
Однако, становящимся все более пылкими взаимным ласкам супругов в освещенной мягким светом свечей и огнем камина малой гостиной сегодня было суждено прерваться самым неожиданным и прозаическим образом. Раздался стук в дверь – Марина вскочила с коленей мужа, где так удобно располагалась последние минуты, быстро приводя в порядок чуть нарушенную гармонию своего домашнего туалета и прически. Ведь все, что касалось данной стороны супружеских отношений, для застенчивой графини Елагиной по-прежнему было слишком интимно, чтобы хоть как-то демонстрировать даже домашним. Мишеля все это изрядно забавляло, но, кажется, и нравилось. А иначе, отчего бы это ему было так настойчиво пытаться ее соблазнять в самых неподходящих для того - с точки зрения самой Марины, местах?
Вошедший слуга, а это именно он невольно потревожил уединение супругов, доложил, что гости, которых так долго ждали, наконец, прибыли. А они оба этого даже и не заметили! И дело было даже не в том, что малая гостиная в доме Елагиных размещалась с противоположной основному входу в особняк стороны.
- Боже мой! – Марина схватилась ладонями за мгновенно зардевшиеся щеки и взглянула на мужа. – Ну вот, Миша! Николенька с дочкой приехал, а я на чучело похожа огородное! Что о нас подумают?! Так, я сейчас быстро переоденусь, распоряжусь, чтобы накрыли на стол, и приду, а ты пока встречай их, ладно? – и, не дожидаясь ответа, выбежала прочь из комнаты.
Николай Елагин
Дорога домой, в Петербург, заняла больше времени, чем Николай рассчитывал. Все то время, что они провели в пути, шли сильные снегопады, дорогу засыпало, часто было совершенно невозможно проехать. Впрочем, ни он, ни Леля по этому поводу не переживали, и даже были где-то рады случавшимся задержкам. Ведь за эти дни путешествия они стали много ближе друг другу. Николай замечал, что Леля волнуется, старался отвлечь ее разговорами. Вероятно, она боялась возвращаться в Петербург, где каждая улица напоминала ей об отце, но эта была не единственная причина ее тревог. Он понимал, что Леля волнуется перед знакомством с его родными: братом и Мариной. Признаться, Елагин и сам не знал, как пройдет их встреча. Туманно пояснив Леле, что у него произошла ссора с братом, он сказал, что в последнее время, впрочем, отношения с ним налаживаются, что они стали писать друг другу чаще, но письма не всегда могут передать суть настоящих отношений. Леля, как могла, успокаивала его, как ребенку объясняла, что не могут два брата враждовать всерьез. Николай был благодарен ей за это участие, а она, казалось, успокаивалась во время его рассказов о проведенном вместе с братом детстве, о том, что они очень похожи, о том, что Мишель писал, будто и его сын – маленький Ники, тоже пошел в их, Елагинскую, породу. Иными словами, говорил ей обо всем на свете. Лишь о Марине Николай упоминал вскользь и, естественно, молчал о ее роли в их размолвке с Михаилом. И вот, наконец, наступил долгожданный момент, когда Николай сможет увидеться с братом воочию, а Леля - сравнить свои впечатления от рассказов с реальностью.
Войдя в особняк Елагиных, Леля принялась осматриваться. Николай описывал ей этот дом много раз, но разве можно достоверно передать его атмосферу, к тому же за последнее время обстановка в нем сильно переменилась. Мишель произвел ремонт, многие детали интерьера были изменены. Но Николаю не было дела до этих перемен: с нежностью и грустью он смотрел только на Лелю. Скоро он оставит ее здесь, а сам уедет, чтобы оформить документы. И тогда она будет потеряна для него навсегда.
Слуга проводил Лелю и Николая в малую гостиную, где их ждал Михаил. Мужчины с чувством пожали друг другу руки, Николай представил Леле своего младшего брата. И Леля некоторое время пристально рассматривала его, а потом смутилась и поспешно отвела взгляд. Тем временем между братьями завязался какой-то отвлеченный разговор. Мишель не без удовольствия рассказывал Николаю, что многое изменил и улучшил во время последнего ремонта, что тот, наверняка, уже заметил. Оба пришли к выводу, что изменения пошли дому на пользу. И кое-что Николай непременно повторит в своем личном особняке. Потом речь зашла о маленьком Ники. Михаил с немного забавным для столь взрослого и ироничного мужчины фанатизмом рассказывал, что малыш его уже уморительно гулит, весьма музыкально, по мнению отца, ползает и даже садится почти без помощи взрослых.
- Как быстро все меняется. Могли ли мы поверить еще год назад, что у нас будут дети? У тебя сын, у меня дочь, – ответил на это Николай. И в эту минуту Леля метнула в его сторону такой взгляд, от которого Николая чуть в жар не бросило. Он прекрасно понял значение этого взгляда, оставалось лишь определить, заметил ли его Мишель. Впрочем, разгадать его мысли было также сложно, как и замысловатую шараду. И сейчас на лице его по-прежнему сохранялась обычная чуть насмешливая улыбка, прекрасно скрывающая истинные мысли, какими бы они ни были.
- Однако, Мишель, где же наша Марина, с ней все в порядке? – Николай решил переменить тему разговора, но вышло все равно неудачно: в голосе прозвучала тревога, как ни старался он ее скрыть. Елагин, в самом деле, находил странным, что жена брата все еще не вышла к ним. Еще когда писал о скором визите в Петербург, Николай подспудно переживал, что Марина откажется принять их, но этого не произошло. Неужели же она не встретит их с дороги здесь? Возможно, она так и не смогла до сих пор его простить? На самом деле, Николай и сам еще не до конца простил себя.
«Надо как можно скорее оформить документы и уезжать. Это будет лучше для всех», - очередной раз подумал Николай, не замечая, как пристально, все время, пока он говорит о Марине, вглядывается в его лицо Леля.
Михаил Елагин
Со вздохом сожаления, Михаил проводил взглядом свое «пугало», которое, по его мнению, можно было только в райских садах и выставлять, да и то – с целью привлечения диковинных пташек, а не их отпугивания. Тем не менее, Марина была отчасти права – вид у них был не совсем для приема гостей. Заглянув в стеклянную дверцу шкафа, граф быстро поправил узел галстука, застегнул пуговицы на жилете и сюртуке, пригладил волосы. В конце концов, гости должны извинить их с Мариной за такой домашний вид, тем более в столь поздний час – еще хорошо, что их не встретили в ночном колпаке. Впрочем, последнюю деталь туалета в доме лишь старый Прохор и носил.
Первое волнение, которое испытал Михаил при виде брата, тут же прошло, едва они, как прежде, пожали друг другу руки. Не прошло и пяти минут, как естественный, без лишнего стеснения разговор завязался между двумя братьями.
Мишель периодически поглядывал на юное создание, которое Николя назвал своей «дочерью». Оленька сидела слишком тихо, то ли она была так взволнована, то ли так устала с дороги. Вообще, Мишель сразу заметил, что и у брата на душе неспокойно, и не их теперешняя встреча тому виной. Пожалуй, даже не ожидание появления Марины.
- Ну, как тебе сказать, - на последний вопрос брата Мишель пожал плечами и растерянно улыбнулся, но тут же поправился, заметив действительно встревоженный взгляд Николая. - Она всего лишь пошла привести себя в порядок, но похоже, решила сразу подготовиться к выходу в свет, а не к встрече гостей в домашнем кругу.
На этих словах дверь комнаты открылась, и появилась Марина. Она и впрямь, выглядела прекрасно: щеки все еще - или опять? – покрывал румянец смущения, на губах была прелестнейшая из ее улыбок, глаза излучали тепло. Мишель даже не заметил, что изменилось в ее наряде, но то, что она была диво, как хороша, было ясно всем. И это не укрылось ни от Николая, который тут же поднялся навстречу женщине, так много значащей в его судьбе, ни от Ольги, которая при виде хозяйки несколько раз поменялась в лице. И это не ускользнуло от взгляда Михаила.
- А мы уж и заволновались, Марина Антоновна, куда это вы пропали!
Марина Елагина
- Сдается мне, Михаил Викторович, – с мягкой иронией, в тон супругу, откликнулась Марина, действительно, тем временем, тихо вошедшая в гостиную, – что пропадать в нашей семье – это исключительно ваша привилегия.
Мишель кивнул и ухмыльнулся, целуя ее руку, заметив притом, что говорить колкости, да еще со столь ангельским видом в их семье – это уж точно привилегия самой Марины Антоновны. Вероятно, ее шутка, в самом деле, показалась бы в менее узком кругу несколько рискованной. Однако сейчас Марина была уверена, что находится как раз среди тех, для кого она покажется вполне понятной и забавной. И действительно, во взгляде Николая, устремленном в этот момент на брата и его жену, мелькнула улыбка.
- Николенька! – Марина подошла к графу Елагину-старшему поближе, взяла обе его руки в свои и с улыбкой посмотрела в его зеленые глаза. – Здравствуй, дорогой! Совсем уж не чаяли увидеть вас здесь до Рождества. Матушка вся изволновалась. Я не велела ее будить нынче вечером, пусть будет ей приятный сюрприз завтра… Как же хорошо, все же, что вы приехали! – с этими словами, молодая женщина приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Но, послушай, где же твоя…
В этот момент Николай чуть отступил в сторону, и графиня увидела, что в кресле в затененном углу комнаты, сложив, точно прилежная пансионерка руки на коленях, сидит совсем юная барышня, достаточно хорошо воспитанная, чтобы ожидать момента, когда к ней первым обратится кто-либо из присутствующих здесь старших. Оставив Николя, Марина устремилась к девушке:
- Мадемуазель Черкасова, Оленька – Вы ведь позволите мне так себя называть? Здравствуйте! Наконец-то я вижу дочку своего дорогого деверя воочию! Николай Викторович так много рассказывал о Вас в письмах, что в воображении моем уже успел сложиться вполне целостный образ. Но теперь я вижу, что Николя был слишком сдержан в описаниях. Вы очаровательны! Надеюсь, Вам у нас понравится, и дом этот покажется Вам уютным.
Ольга Черкасова
Всё их с Николаем Викторовичем путешествие Лёля находилась в странном состоянии духа. С одной стороны она по-прежнему волновалась по поводу грядущих в Петербурге встреч, а с другой – пребывала в приподнятом настроении. С одной стороны, этому способствовала сама атмосфера приключений. Шутка ли – такое длинное путешествие по заснеженным бескрайним просторам? С другой – ощущение приближающегося Рождества, праздника, в канун которого вне всякой логики ждешь чуда. Собственно, чудеса для Лёли начались еще дорогой. И случилось это, когда Николай Викторович, прежде никогда особенно не делившийся с девушкой своими переживаниями, вдруг поведал ей, что вообще-то в последний раз расстался со своим братом в натянутых отношениях. Причин этого Елагин ей пояснять, впрочем, не стал. Да только Лёля давно все знала сама, поэтому и объяснять ничего было не надо. Но при этом все равно делала вид, что слышит впервые, и как могла, успокаивала Николая Викторовича, уверяя, что, наверняка, все существующие недоразумения, за давностью времени, уже просто забыты. И в этом он непременно убедится, едва они достигнут Петербурга. И Елагин верил ей, или же просто делал вид, но все равно Оле было очень приятно, что он спрашивает – и главное, слушает ее советов, как будто она была ему ровней.
Впрочем, едва они вошли на порог дома младшего брата Николая Викторовича, как Ольга тотчас забыла все честолюбивые помыслы о собственной взрослости, ибо от волнения, вновь охватившего ее, едва могла вымолвить и слово. Поэтому лишь украдкой озиралась по сторонам, пока слуга вел их через анфиладу комнат в малую гостиную, сжимая при этом руку Елагина, идущего рядом, точно маленькая девочка, которая боится потеряться в незнакомом месте. Когда они достигли комнаты, где их ожидали хозяева, Лёля и вовсе оробела. Поэтому, когда Николай Викторович представил ей своего брата, повела себя немного неловко, сверх всяких приличий долго разглядывая его лицо. Михаил Викторович, хоть и был похож на старшего брата, но показался Оле человеком несколько более жестким и ироничным. Такой вывод она успела сделать, невольно прислушиваясь к разговору, который завели между собой мужчины, в ожидании хозяйки дома, Марины Антоновны, которая, как выяснилось, будет чуть позже. Не зная, что ей делать, Лёля присела в уголке в какое-то кресло и принялась рассматривать огонь в камине. Изредка она замечала, что Михаил Викторович поглядывает на нее, хоть и не слишком явно демонстрируя любопытство, чтобы не смущать своим вниманием. Да только и этого Лёле было достаточно. Наконец, дверь в комнату очередной раз отворилась и в гостиную вплыла – другого слова для описания ее плавной грациозной походки девушка найти и не смогла бы – графиня Елагина. Между родственниками тотчас же завязался непринужденный, даже довольно раскованный разговор. Про Олю пока никто не вспоминал, поэтому она просто сидела и наблюдала за всеми троими из своего уголка. Прежде всего, ей бросилось в глаза, как переменилось выражение лиц обоих братьев Елагиных, мгновенно поднявшихся на ноги при появлении Марины Антоновны. Даже минимального жизненного опыта девушке хватило, чтобы понять, что Михаил Викторович свою жену обожает и совершенно в открытую гордится ею. Даже не перед братом – перед всем миром, такой любовью вспыхнул его взор при ее появлении. И даже ее довольно колкая, хоть и не очень понятная Оле шутка, ничего не изменила в выражении лица Елагина-младшего. Николай Викторович держался со своей невесткой словно бы чуть скованно, Оля, к которой граф в это момент был повернут спиной, не то, чтобы видела, но чувствовала, как напряжены его плечи, хоть он и не желает этого демонстрировать. И понять причину ей тоже было нетрудно. Сама Марина Антоновна держалась с ним очень радушно: сжала его руки в своих, поцеловала. В этот момент уже и Лёля почувствовала, как ее сердце отчего-то болезненно сжалось… А потом графиня подошла к ней, осыпая комплиментами и приветствиями. Девушка улыбалась, говорила в ответ какие-то слова, но в голове при этом была только одна мысль, что не прав был Николай Викторович, утверждая наличие невероятного сходства того злосчастного портрета с оригиналом! Он не передавал и десятой доли обаяния графини. Глядя на нее, Лёле было совсем не трудно поверить, что такую женщину, действительно, можно любить и ждать всю жизнь. Так что ничего удивительного в том, что именно так Николай Викторович и делал, а возможно, и до сих пор ее любит. Иначе, чего бы ему так волноваться при встрече с ней? Отчаяние охватило Лёлю: на что она может рассчитывать рядом с Мариной Антоновной? Теперь, когда она вновь рядом, Николай Викторович, конечно же, забудет все то немногое, что связало их с Олей там, в Финляндии и вновь станет думать только о графине Елагиной. Размышлять об этом было невыносимо. Но еще труднее было сохранить на своем лице любезную улыбку, а также отвечать на вопросы сейчас и далее – за ужином, на который их пригласила хозяйка дома, уверенным тоном заявившая, что сперва гостям с дороги нужно поесть, а потом уж разбирать вещи. И совсем недавно Лёля бы, возможно, и не совладала с бурлящими внутри эмоциями. Но новая, «взрослая», она блестяще выдержала этот экзамен. И лишь значительно позже в тот вечер, оказавшись в постели в отведенной ей комнате, дала им волю, да и то ненадолго и очень-очень тихо.
Николай Елагин
Для Николая было большим открытием узнать, что Леля может быть молчалива. Он никогда прежде не видел ее такой оробевшей. Поэтому и решил, что лучше всего дать ей осмотреть в новом месте, не принуждая к общению. Зато волнение относительно Марины Мишка развеял окончательно. Как и любая женщина, Марина желала выглядеть хорошо, что ей неизменно удавалось, Николай это знал и помнил. И в этот момент, будто бы доказывая слова своего мужа и мысли своего бывшего возлюбленного, она появилась в комнате. Материнство сделало ее еще красивее, если это вообще было возможно. Николай на мгновение потерял дар речи. Как бы того не желал, невозможно было выкинуть из судьбы все те годы, что он любил Марину, и теперь при ее виде у него вновь перехватило дыхание. При этом все сделали вид, что не заметили, произведенного графиней впечатления. Марина и Мишель перекинулись парой колких фраз, сопровожденных такими взглядами, что Николай очередной раз подумал, что поступил верно, оставив их в покое, и нельзя было сделать худшего зла, чем встать между ними. Он улыбнулся своим мыслям - тому, что может так спокойно думать о счастье двух родных ему людей. Честно говоря, это был один из самых трогательных моментов в его жизни. Он заново обрел семью. И Марина как будто почувствовала его состояние, взяла его руки в свои, поцеловала в щеку и назвала, как прежде, в одной ей свойственной манере «Николенькой», так ласково, что Елагин понял, он не мог бы изменить судьбу, даже если бы захотел. Влюбился бы в нее снова в тот самый миг, когда она впервые к нему обратилась. И как же странно было понимать, что он и любит ее, но при этом счастлив, что она с другим.
Тем временем, Марина уже обратилась к Леле, и Николай невольно чувствовал гордость за нее перед родными. Она была так вежлива, так мила, его маленькая девочка. Она устала и выглядела сонной. Старалась не показать своей усталости за ужином, но Николай видел, как отчаянно ей хочется остаться наедине со своими мыслями. Никто, казалось, не замечал этого, кроме него. Но он понял, как сильно она повзрослела с ним, что совсем не такой он встретил ее. Николай хотел похвалить ее, сказать ей что-то приятное, нежное, но Леля слишком быстро ушла в отведенную ей комнату, а он не посмел прийти к ней. Все это было возможно в Хелми, но не здесь. И, лежа в своей кровати, Николай все вспоминал, как утешал Лелю по ночам, держал ее в своих руках и не было необходимости делить ее ни с кем. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь он будет желать быть с кем-то, кроме Марины! Но это было так, и этому Николай тоже не мог придумать объяснений. Он продолжал любить ее, но что-то изменилось в его любви. И это было ново и непривычно. Он даже чувствовал себя немного предателем, так легко отказавшимся от своей многолетней любви к Марине. Впрочем, в последнее время он ощущал столько различных оттенков вины, что уже и сам не мог в них разобраться. От дальнейших размышлений его спас сон. Елагину снилось, будто они с Лелей все еще в Финляндии, в Хелми. И дом их снова отрезан снегопадом от всего остального мира. Они кружились под падающим снегом, Николай ловил Лелю в свои объятия, она заглядывала в его глаза, и он снова и снова не мог удержаться от поцелуя. Несколько раз за ночь он просыпался, а потом ему опять снился этот сон, неизменно заканчивающийся поцелуем. К утру нервы его были натянуты до предела, так истово он желал увидеть ее, свою девочку. Он все еще мог дарить ей те знаки внимания, которые были позволительны ее опекуну. Но не позволит себе большего, нежели может позволить себе отец к своей любимой дочери. Разве Лешка не целовал ее в щеку перед сном, разве не обнимал ее в порыве отцовской нежности? Он может довольствоваться малым, и будет счастлив отпустить ее, когда придет время.
А утром Николай увидел Лелю за завтраком. Он помог ей сесть за стол, отодвинув для нее стул, словно они были в светском обществе. Мишка неопределенно хмыкнул, но Николай не обратил на это никакого внимания.
При мысли, что весь день они с Лелей проведут замкнутыми в этом доме, Николаю стало дурно. Он был слишком взвинчен, и тогда ему в голову пришла идея, показавшаяся ему самому отличной:
- А не отправиться ли нам на Рождественскую ярмарку? Я слышал, в этом году она проходит с особенным размахом.
Михаил Елагин
Самые страшные минуты, которых в душе, наверное, боялись оба Елагина, прошли, оставив после себя лишь немного печальную радость. Но и печаль эта была светлой, отчего все вокруг поменяло свой вид. Мишелю было приятно осознавать, что семья их теперь, наконец, может таковой называться с полными на то правами. Что все не сказанное и сказанное теперь уже не имеет значения. В какой момент произошла эта перемена – там, в Биаррице, когда Марина боролось со смертью, или уже потом, теперь не имело значения. Важно было другое – возможно впервые в своей жизни оба брата стали так близки друг другу, как не были прежде.
Тем временем, поздний ужин подошел к концу, и все разошлись по своим комнатам, имея при себе целый ворох разных мыслей. Николай и Ольга погрузились в свои невеселые переживания, а Михаил Викторович пытался понять, что так его смутило в брате. Он ясно чувствовал, что Николая что-то тревожит и, возможно, мог бы списать это на встречу с ним и Мариной, но это было неправдой. Теперь Николая это не волновало, а вернее – волновало, но не так. Тогда что тревожит брата? Этим переживанием Михаил поделился с женой, но Марина лишь лукаво улыбнулась и ответила с присущей ей мудростью, что брат устал с дороги, устала и Оля, и естественно, Николя за нее переживает. Может и так, Мишель неопределенно пожал плечами и дальше уже о брате не думал до самого утра.
Завтрак проходил довольно шумно. Мадам Сесиль, которой, едва она проснулась, стало известно о приезде сына, тут же выразила Мишелю и Марине и свое возмущение, что ее вчера не разбудили, и бурную радость Николя, которого она уже заждалась. Ведь уехал он тогда очень поспешно, и она не могла не волноваться, хоть и получала от него спокойные послания. Также мадам Сесиль не терпелось увидеть Оленьку, и когда та, наконец, спустилась к завтраку, то женщина обратила все свое внимание на девушку. Она то расспрашивала саму Олю, то задавала вопросы Николя, и по всему было видно, что женщина искренне рада. Мишель же в разговоре почти не участвовал, лишь слушал и смотрел. Смотрел на брата, на Марину и на юную гостью. Оля, как ему казалось, была не выспавшейся, ну или, по-крайней мере, – не совсем отдохнувшей. Бледная, с темными кругами под глазами, она была довольно сдержана в своих эмоциях. И опять, и опять младший Елагин задавался вопросом – что же его так смущает в самом Николя?!
Марина и мадам Сесиль говорили о приближающемся Рождестве, о предстоящих балах и вечерах и уже планировали, куда непременно нужно пойти, когда вдруг Николай, немного поспешно, как показалось брату, предложил поехать на прогулку.
- Ярмарка? Отчего бы и нет?! Очень хорошая идея, тем более, что и погода сегодня с утра задалась прекрасная.
Матушка отказалась от поездки, сославшись, что ей лучше остаться дома с маленьким Ники, а вот им четверым непременно стоит поехать. Так и решили и уже спустя три четверти часа, все были готовы.
Ольга Черкасова
Кроме того, что она, действительно, не выспалась – все эти переживания, да еще и сон совсем не шел на новом месте – Лёля по-прежнему чувствовала себя не совсем в своей тарелке у Елагиных-младших. Нет, хозяева прикладывали все усилия, чтобы ей было уютно: были милы и любезны, уделяли ей много внимания, как та же мадам Сесиль, матушка Николая Викторовича и его младшего брата. Несмотря на свой солидный возраст, графиня показалась Оле удивительно легким в общении человеком. Пожалуй, только с ней она чувствовала себя немного свободнее, чем с прочими обитателями дома. Тем не менее, даже мадам Сесиль смущала ее своим пристальным вниманием. А уж Михаил Викторович, чей внимательный, хоть и доброжелательный взгляд Лёля несколько раз ловила на себе за завтраком, и вовсе смотрел так, будто все про нее знал. И девушка от этого готова была сквозь землю провалиться. Марина Антоновна, казалось, поняла ее лучше других. И поступила правильнее прочих – с точки зрения самой Лёли. Графиня просто старалась не докучать ей своими разговорами, словно бы давая время привыкнуть и осмотреться. И за это девушка была ей глубоко признательна. Ведь она никогда не жила в такой большой семье! Сначала их было всего трое: папа, мама и сама Лёля. Потом – они вовсе остались вдвоем с папой. Да и теперь, когда ее единственным близким человеком стал Николай Викторович… А в этом доме, несомненно, счастливом, все было совсем иначе. Уже с утра царила какая-то кутерьма: кто-то с кем-то разговаривал, происходили всякие события, которые потом все дружно обсуждали за столом. Николай Викторович, который, как Лёле показалось вначале, тоже несколько отвык от такого стиля жизни, а потому был им несколько обескуражен, тем не менее, вписался в него гораздо быстрее. С другой стороны, это были его родные: брат, матушка, невестка, племянник… Маленький Ники, которого Оле вместе с Николаем Викторовичем уже успели продемонстрировать его родители, показался девушке совершенно очаровательным ребенком. Надо сказать, что сей зеленоглазый блондин уже, кажется, понял, что он есть всеобщий кумир, а потому вел себя соответственно. Что-то лопотал с серьезным видом, когда Марина Антоновна взяла его на руки и подошла к гостям поближе, отчего-то долго и внимательно разглядывал Николая Викторовича, а потом вдруг протянул к нему свою ручонку, точно надумал устроить приветственное рукопожатие. Его дядя, до той минуты, как и большинство мужчин, выглядящий немного растерянно, когда приходится иметь дело с такими малышами, как-то странно взглянул на графиню, а потом робко протянул ее сыну палец, который Ники, в самом деле, тотчас же и сжал в своей ручке. Картина была одновременно забавной и трогательной, а мадам Сесиль даже прослезилась от умиления, наблюдая ее. Впрочем, дама эта излишней сентиментальностью вовсе не обладала. Напротив, как уже было сказано, показалась Оле очень здравомыслящей и веселой дамой. Вот и в тот момент, когда дети стали звать графиню ехать вместе с ними на Рождественскую ярмарку, мадам Сесиль рассмеялась и заметила иронически, что в своем возрасте она уже не на ярмарку, а «с ярмарки», удивив Олю не только своим чувством юмора, но знанием русского языка – настолько глубоким, чтобы уметь шутить на нем и знать поговорки.
- Даже и не убеждайте меня! – решительно заявила графиня. – Езжайте, куда хотите. Я только счастлива буду остаться, наконец, со своим любимым мужчиной наедине. Правда, Ники? – она улыбнулась малышу, которого невестка уже отдала ей в руки, и внук, радостно засмеялся ей в ответ.
Что касается самой Лёли, то поход на ярмарку представлялся и ей не самым желательным занятием. На улице было как-то слишком холодно, поэтому она с удовольствием бы посидела у себя в комнате. Вернее, полежала с книжкой под теплым одеялом. Но сказать об этом своем желании, вернее, нежелании ехать куда-либо, не решилась. А покорно пошла собираться и через довольно короткий промежуток времени уже вновь была в холле особняка в полном облачении, а именно теплых меховых шубке и шляпе. Пришла туда первой, но вскоре вся их компания была уже в сборе и переместилась просторный экипаж Елагиных-младших на санном ходу, где Михаил Викторович с супругой сели рядом с одной стороны, а его брату и Лёле досталось сиденье напротив. Николай Викторович подал ей руку, помогая забраться внутрь кареты. И это было, пожалуй, их первое прикосновение друг к другу с момента приезда в Петербург. Елагин был в перчатках, Олины ладошки от холода защищали теплые варежки, но даже сквозь такие преграды, казалось, проник жар от этого мимолетного соприкосновения. Проник – и распространился внутри Лёли, мгновенно вспыхивая ярким румянцем на ее до того бледных щеках. Боясь, что это заметит кто-либо из сидящих напротив, едва устроившись на мягком сиденье, расправив складки юбки и полы шубы, девушка поспешно отвернулась к окошку кареты. Николай Викторович вошел туда вслед за ней и сел рядом – экипаж мягко качнулся на мощных рессорах, и это тоже отчего-то отдалось волнением внутри нее. Наконец, когда все расселись должным образом Михаил Викторович стукнул по крыше набалдашником своей трости, и они отправились на прогулку.